Снова на юге 4 часть окончание

Снова на юге 4 часть.
Десятый день. Проснулся я от того, что услышал жену в комнате. Было ещё только шесть утра, и я, понимая, что ей будет стыдно рассказывать про то, что с ней делали в борделе, не “проснулся”. Она осторожно, тихонько собралась в душ и вышла. На столе лежали десять долларов. Я снова закрыл глаза, и проспал до десяти. Жена спала. Сходил с детьми и Ириной искупаться. Она в воде хулиганила, залезая в мои плавки рукой, или засовывая в свои мою ладонь. Я старался не обидеть женщину, но и особого трепета желания не испытал. Только поняв, что будучи на пляже с детьми, ей ничего не обломится, она прекратила свои домогательства. Вернувшись с купания, уже перед самым обедом, я разбудил жену, дав отоспаться. Разглядывая её, такую порочную, ветренную, развращённую, неожиданно для себя самого, ощутил мощный стояк. Не знаю, что это было: желание утвердиться, как собственнику этого страстного тела, или желание затмить, заставить забыть ласки тех, кто с ней был ночью, или ещё что – не знаю. Мне не хотелось анализировать, мне не хотелось любить её, осыпая нежностью и ласковыми словами, мне хотелось просто всадить и оттрахать именно эту женщину. Увидав мой напряжённый конец, жена ласково и немного заискивающе, улыбнулась мне. Увидав моё состояние стояния, без слов перевернулась на спину, задрав длинную майку, служившую ей ночной рубашкой. Она распахнула бёдра и ждала, а у меня реальным образом потемнело в глазах от вида той дыры, которая раньше называлась, ею самой, киской. Я поостыл, испытывая какую-то брезгливость, но после вспомнил, что она утром была под душем, и брезгливость сменилась странным любопытством того, что я почувствую теперь, после её рабочей ночи: провалюсь, как в прорубь, или буду болтаться, не чувствуя ни стенок, ни – дна, как уже бывало.
“Давала” она сначала бесстрастно, без желания, пряча от меня глаза, однако вскоре, едва я плотнее прижался, сразу же начала кончать. Очень хотелось оглядеть её тело, но она старательно прикрывала искусанные и зацелованные соски, стесняясь. Я не мог долго разрядиться, поскольку член мой “вися в проруби”, едва касался дна, и краёв, и мне пришлось сдвинуть жене бёдра, чтобы ощутить, что я в женщине. Она всё поняла, и тотчас стыдливо отвернула лицо, чтобы я не смущал её своими замечаниями. Угар похоти уходил, и появился стыд, словно я вновь заслал жену за занятием мастурбацией, как было однажды, чем заставил её сильно смутиться и покраснеть. Тогда, правда, меня терзала ещё и невозможность угадать, кого она представляла своим партнёром вместо меня, теперь же – только стыд, будто я халявщик, попользовавшийся проституткой бесплатно, используя то, что она не сможет мне отказать. Бред! Но – факт.
Но и ей было не легче – она никак не могла понять каково моё отношение к ней теперь, и явно чувствовала себя «не в своей тарелке». А я думал про себя, не без злорадства, наказывающего молчанием: так тебе! И она, чувствуя это, мучилась стыдом за содеянное ночью.
Едва испытав облегчение, разрядившись в тёплую дыру, желание приставать к ней с просьбой показать себя, как-то само собой улетучелось, и она, расценив это, как мою деликатность, вновь испытала неловкость и свою вину. Мы молча приходили в себя, возвращались каждый к своим мыслям. Я видел по её лицу, как жене не терпится всё-таки вызвать меня на разговор и выяснение того, что я теперь о ней думаю. Она, чтобы не отпускать меня из комнаты, сама дала мне в руки йод и ватку, чтобы я помазал её опухшие, возбуждённые соски. Ничего особенного. Всё влагалище и лобок были красными от порки ремнём. Замученный, опухший клитор сильно топорщился и стал очень чувствительным. Настолько, что жена даже от случайного прикосновения к нему, вздрагивала охая, но испытывала сладость. Она видела, что я жду рассказа, однако, всё никак не могла решиться, опасаясь скользкости темы, неосторожным словом в которой могла разозлить или обидеть меня. Но тут, заметив мой неугасающий интерес к её клитору и соскам, сказала:
- Они сначала напились, и меня напоили, а после кому-то пришла идея: развели ноги и отстегали ремнём по влагалищу. Я аж задыхалась от обжигающей боли, а после кончала от малейшего прикосновения! Так что в этом есть свой смысл и смак! Я теперь трусики не могу одеть - он трётся о ткань, и я едва в оргазм не впадаю, когда хожу… Ты меня простишь?
- За что?
- За то, что мне там, ну, в “весёлом доме”, было хорошо.
- Ты серьёзно?- такого заявления я ни как не ожидал!
- Ну-у-у... Я утолила своё желание, и тебя ублажила! Правда, если честно, после них я особенного удовольствия с тобой не испытала. Представляешь, там со мной были негры! Они, как увидали белую женщину, так и затряслись от желания! А мне это было как-то странно и страшно, хотя потом – нормально!
Я вздохнул и промолчал. А жена сразу всполошилась:
- Тебе не приятно, что я была с неграми? Обещаю, что больше с ними не буду!
Я только грустно улыбнулся такому обещанию и согласно кивнув, поднялся и вышел на солнышко.
Этим вечером только сын получил удовольствие, подглядывая за тем, как моется мать. Она неторопливо приводила своё тело в порядок, словно собираясь к любовнику на свидание, и я ощутил внутреннюю тревогу за жену. Она сама вышла ко мне во двор голышом, заметив меня курящим, уже ни сколько не стесняясь того, что сын наверняка наблюдает за ней. Она грустно, виновато улыбаясь, в нерешительности, словно чувствуя вину, прильнула ко мне, и спросила:
- Звонить будем?
Вопрос меня ошеломил. Я думал, что супруга на этом угомонится, а она лишь всё больше теряет всякий стыд и меру. Поэтому нахмурившись, и демонстрируя этим свою отрицательную реакцию, сам спросил:
- А ты что, так хочешь? Не нагулялась? Мало тебя отстегали?
- Не знаю, нет, наверное - ответила супруга, с деланным безразличием, и слегка покраснела – надо сходить за фотографиями, я не хочу, чтобы Николай на них пялился!
Слабая отмазка после фотосессий – подумалось мне – но, похоже, что тебя туда тянет. Неужели ещё вчера приличной женщине может нравиться быть проституткой!
Мне ничего не оставалось, как пожать плечами, и в сердцах, бросить недокуренную сигарету в лужу, возле её босых ног.
Когда сын заснул, я собрался вновь поговорить с женой, попробовать убедить её оставить это занятие на стадии пробного, - меня здорово насторожила сложившаяся ситуация, и уже повернулся в постели к ней лицом, как вдруг услыхал голоса на улице. Затем к окошку подошла Ирина и позвала жену. Моя не спала, и мне показалось, что она ожидала, когда её позовут. В свете яркого уличного фонаря я увидал, как моя подруга осторожно поднялась из постели, торопливо сняла с себя ночнушку, и засунула её под свою подушку, затем взяла с трюмо и пшикнула французскими духами на лобок, накинула на голое тело платье-халатик, застегнула его, подхватила босоножки, и, крадучись, тихонько, чтобы не помешать моему сну, с грацией кошки, пробирающейся на охоту, вышла.
Какое-то время я слышал, как все трое уговаривают Ирину пройтись до Жорика и обратно.
- Знаю я, что такое до Жорика! Вот её проводите, а я спать пойду.
Ирина вернулась в дом, следом моя. Она встала на колени перед постелью, и шумно дыша от желания зашептала мне, тряся за плечо:
- Муж, а муж, я схожу к Жорику за снимками? Ладно? Я мигом, только туда и обратно!
- Сейчас, я с тобой.
- Да нет, не надо, я быстренько, меня Коля с Борей проводят!
- И прежде, чем я успел что-либо возразить, она торопливо чмокнула меня в щёку и выскочила из комнаты.
Жена вновь вернулась на улицу и они пошли на другой конец, время от времени оказываясь в свете редких фонарей. Мужчины с боков, а она – между ними. Они торопливо удалялись. Я уже не мог успокоиться – даже не ревность заклокотала во мне, обида за то, что она так легко готова оставить мужа и пойти с ними! Но, насильно - мил не будешь, и всё что я мог себе позволить – хотя бы видеть свою любимую, в надежде на то, что ничего плохого с ней в эту ночь не приключится.
Нервно дрожа, я натянул чёрные треники, влез в офицерские ботинки на резинке, на ходу уже накинул тёмносинюю рубашку с длинным рукавом, чтобы меня не заметили. Было бы жутко стыдно стать посмешищем и слабаком в глазах жены, плетущимся следом.
Собравшись вылезти через окно на улицу, я прислушался - хозяйка проснулась, и Ирина отвечала матери на её вопрос:
- Да ничего! Колька с братом заходили, уговаривали меня и постоялицу к Жорику пойти.
- Им что, приспичило?.
- Ну да, с моря пришёл сухогруз. Ребята три месяца баб не видали. Я отказалась, а она пошла.
- А она знает про судно? Ты ей объяснила, на что она согласилась?
- А зачем? Пусть ей сюрпизом будет!
- Но их там, небось, целая кодла!
- Ничего, не маленькая! Сама должна понимать, что грех от такого мужика гулять, а нет – за ночь научат!
Я выскочил в окно и побежал догонять троицу. Сердце колотилось от ужаса за жену. Если так – пора догонять и тащить её домой.
Вскоре я увидал их: они расположились за доминошным столом на территории какого-то, кажется школьного, сада. Прелюдий не было. Николай лежал на столе, поставив ноги в босоногах на скамью. Глупо звучит, но я испытал облегчение от того, что увидел, как моя, сбросив на стол халатик, голая, верхом села на него, а сзади к ней стал пристраиваться, видно безуспешно, брат Николая. Вскоре поняв, что дуплетом они не смогут войти в их женщину, они стали делать это с их дамой поочерёдно. Я немного успокоился, увидев, что это совсем не то, о чем говорила хозяйка. Стало неловко смотреть на них, и я тихонько отошёл за угол дома – так хотелось курить, что сил терпеть не было, да и успокоиться не мешало. Понимая, что она отдастся каждому из братьев не меньше, чем по паре раз, я выкурил две сигареты подряд. За углом дома лаяла собака, и я не возвращался, чтобы не быть замеченным, находясь поблизости от неё. Как выяснилось, это было моей ошибкой, потому, что когда я вновь вернулся к тому месту, с которого было видно эту троицу, их не застал там, лишь заметил удаляющимися метрах в пятидесяти, почти у рынка. Как же я не понял, что лай спугнул их! Я безнадёжно отстал, и когда добежал до угла, они и на соседней улице уже скрылись из вида, видимо войдя в дом Жорика, на середине улицы сиявший красными зашторенными окнами.
Доигрался, придурок! Сразу надо было «проснуться», пока она халат одевала! Кранты, упустил жену, теперь она тебя точно бросит, и пойдёт по рукам! – так я себя клял, от досады и горечи, но изменить уже ничего не мог. Прислушиваясь, постоял у знакомого строения, и пытаясь что-нибудь придумать, но всё было тихо, и я, покрутившись, ушёл назад, туда, где спит сын, и не ведает о том, что мама его уже не прежняя заботливая клуша-наседка, а эффектная, в своей непотасканности, шлюха. Я едва не молил Бога о том, чтобы мужиков с ней этой ночью было только эти двое, и о том, чтобы хозяйка ошиблась на счёт моей любимой. Хотел было залезть на голубятню, но на калиточке висел амбарный замок, да и не увидел бы ничего без Иркиного бинокля!
Одиннадцатый день. Жена вернулась ближе к обеду. Она устало, с видимым трудом передвигала, широко расставляемые ноги, словно между ними была пробка вколочена. Стыдливо и раздражённо, словно это я виноват, опустив глаза, сразу, молча, прошла в душ. Долго подмывалась. Ирина принесла ей какие-то лекарства и вернулась в дом. Когда она вошла в комнату, мы были в ней с сыном, понимающим, что с родителями что-то происходит, и силившимся понять это. Было достаточно одноговзгляда, чтобы понять - жена всё ещё была довольно пьяной. Мы с сыном стояли и обалдело глядели на неё, не решаясь заговорить, а она словно не замечала нас. Она расстегнула на голом теле халатик, и села на кровать, широко расставив бёдра. Между ног у жены была приоткрытая, опухшая малиновокрасная дырища вагины, из которой такого же натёртого цвета свешивались наружу, похожие на малинового цвета пухленькие оладьи малых губищ. Она, не обращая на нас внимания, безо всякого смущения, сбросила с плеч халатик, и голая, залезла под покрывало. Широко раскинув ноги, легла на спину, накрывшись им до пояса и устало вздохнула. Положила было ладони себе на грудь, но тот час убрала, болезненно застонав: опухшие зацелованные искусанные соски тоже воспалённо пылали. Наконец повернула лицо в нашу сторону, и криво усмехнувшись, сиплым голосом, видимо оборалась ночью, объявила:
- Я буду спать,- и мгновенно уснула.
Она несколько раз просыпалась в туалет, но в себя пришла только вечером. Я принёс ей поесть, ничего не спрашивая. Жена взяла еду, лишь мельком взглянув на меня, поела, и отвернулась, на бок, как от пустого места. Выходит, что я ещё и виноват во всём! Увидел на столе две десятидолларовых банкноты, и у меня, от стыда, аж в глазах потемнело – вдруг сын увидит!
Сын, вошедший в комнату, перехватил мой взгляд, и у него невольно вырвалось:
- Ух ты, сколько мама денег принесла!
Сын ляпнул, и я почувствовал, что краснею.
- Да, уж, привалило нам “счастья” – отозвался я!
Жена, услышав, повернулась к нам лицом, и, полежав так, о чём-то размышляя, откинула покрывало. Она, совершенно не стесняясь сына, как была голая, села на постели и подозвала его. Я терялся в догадках о том, что она задумала, а она просто положила ему в руки тюбик лекарства и попросила его осторожно помазать ей соски. Я, как и сын, опешил. Жена же перехватила изумлённый взгляд сына, которого поразило то, как стала выглядеть его мать между ног, и усмехнулась:
- Другая мамка стала, да? Что-то стало не так, как было, а?!
- Всё такое красное и большое стало! – отозвался сын, но тут же смутился и стал очень осторожно мазать матери соски и ореолы вокруг них, от чего член его встал торчком.
- И болит – дополнила она.
Сыну было неловко, и он быстро закончил с кремом, зардевшись за свою эрекцию, и выскочил бы из комнаты, но она взяла его руку за запястье, и оглядев себя, и вновь, криво усмехнувшись, и там, тоже, помажь – у тебя руки не такие грубые, как у папы.
И после откинулась на спину, шире разведя бёдра перед сыном. Я просто онемел, не ожидая такого, а сын, став совершенно пунцовым, шумно дыша от возбуждения, протянул руку к влагалищу матери. У меня аж в глазах потемнело, самым натуральным образом, и стало не хватать воздуха! Не знаю, что это было: шок, растерянность, или ещё что, но я остолбенело смотрел, когда темень рассеялась, на поражающее своей нереальностью и развратом, то, как сын ласково обмазал клитор, затем, перебирая пальцами, оладушки опухших губок. Он шумно дышал ртом, стоя перед кроватью на коленях, между бёдер женщины, которая тоже, возбуждённо, прерывисто сопела, и мыслей в моей голове просто не было.
Вскоре в тишине комнаты прозвучало её еле слышное:
- Теперь внутри. Там такая шишка с дырочкой как у вулкана, её тоже, помажь.
И снова в глазах потемнело, когда я увидел, как сын, мельком оглянулся на меня, собираясь всунуть пальцы внутрь. Я склонил голову, не в силах что-то произнести – горло перехватило, и он, поняв это, как моё разрешение на вторженик, плавно погрузил пальчики, стараясь нащупать шишку. Ему это удалось, но для этого сыну пришлось погрузить в лоно матери всю ладошку, даже глубже запястья. Жена начала шумно охать, и после её таз конвульсивно задрожал. Она со стоном облегчения обмякла. Сын ещё пошерудил там, но прежде, чем вытянуть ладонь, шёпотом сказал:
- Всё. Помазал.
- Умничка. Ты так мне помог» сама бы я не смогла. Иди помой руки.
Сын поднялся с колен с большим мокрым пятном на шортах, и повернулся к двери, чуть поскользнувшись на лужице, оставленной им на полу. Со вздохом облегчения, жена вскоре заснула. Сын, видимо основательно вздрочнув, вернулся не скоро, а вернувшись, нежно и заботливо укрыл мать покрывалом и молча вышел. А я так и сидел ещё с пол часа, тупо уставившись на покрывало, и пытаясь привести мозги в порядок.
Уже была глубокая ночь, а я всё не хотел ложиться. ложиться рядом с женой. Постелил себе в проходной комнате на диване. Лёг, заложив руки за голову, но сон не шёл. Нет, сексом я был сыт – эмоции и ужас перед будущим супружеского сосуществования мучили и сгоняли в голову всякие мысли.
Слышал, как время от времени на кухню выходит Ирина и как можно громче, вздыхает. Так громко, и так часто, что становилось неудобно перед ней. Наконец услыхал, как она тоже, ложится за стенкой спать. Вспомнив про Ирину, думал про неё и, отвлекшись от тяжких мыслей, незаметно уснул.
Разбудило меня ощущение прохлады. Нехотя открыл глаза, чтобы поискать простынку, и едва не вздрогнул, увидав склонившейся перед диваном, стоящую на коленях, обнажённую фигурку девушки. Она осторожно взяла в руки моё сонное начало, которое, впрочем, тоже стало просыпаться. Аня – старшая, имела просто идеальную фигурку, острые грудки с выпиравшими, припухлыми, округлыми кончиками, размером со скорлупку грецкого ореха, и растворившимися в них сосочками. Вот её тепло дыхания на моей плоти. Вот лёгкое прикосновение губ. Такая побудка от губ такой девушки – любого бойца через шестьдесят секунд заставят быть в строю! Мой боец успел гораздо быстрее, что очень порадовало её.
Перекинула через меня колено, и я, чтобы ей было удобнее, отодвинулся от спинки. Она замерла, вглядываясь в моё лицо, и затем, неотрывно продолжая смотреть, и придерживая мой член двумя пальчиками, направила в себя, очень медленно опустившись, села. Мы молча смотрели друг другу в глаза. Она, чтобы было удобнее, немного робко, оперлась ладошками о мои плечи, а затем начала учиться, раскачиваясь взад – вперёд. Получить желаемого ощущения у неё не выходило, и я возложил свои грубые, шершавые руки на нежнейшую кожу её тали, и чуть сдавив, потянул, приподымая. Она – просто не дышала от страха и желания. Я потянул её за талию вниз, так же медленно-медленно, и девушка, следуя за моими ладонями, плавно вновь опустилась, сев на меня. Между кудряшками я ощутил мокрый жар. Она сладко выдохнула, а я вновь начал медленно приподымать её, и она – улыбнулась, поняв, что я стараюсь помочь ей, и вовсе не против того, что она делает со мной. Наш молчаливый сговор убедил девушку, в том, что это станет нашей тайной, и она осмелела. Я убрал руки, и прилежная ученица, схватив на лету, уже сама начала двигаться, налезая узкой пещеркой на меня. На пару мгновений, опускаясь, она замирала, смакуя ощущение, и прикрывая глазки, и тогда я ощущал членом биение пульса, то ли – её, то ли – моего. Испугалась она только однажды, когда движения её, плавно ускорившись, вызвали такое приятство в теле, что она легонько ахнула в голос. Но и этот урок она усвоила с первого раза. Я – блаженствовал! Так сладостно мне не было со времён ранней юности, когда мне было пятнадцать, и так же прокравшись в мою комнату, то же самое проделала со мной другая девушка, по своей наивности, думая, что этим не разбудила меня, и что бойцы юношей и по ночам бодрствуют стоя по стойке «смирно».
Умом я понимал, что наступает момент, когда я должен остановить неопытную наездницу, уберегая от нечаянной беременности, но как в юности я не сделал этого, так и теперь – не устоял перед искушением ощутить завершённость соития.
Она, со сладким, протяжным выдохом, опустилась на меня. Вжимаясь твёрдыми грудками, неумелыми поцелуями благодарила за наслаждение. Помедлив, нехотя поднялась и беззвучно выпорхнула, на прощание вновь чмокнув в колючую щёку. Я остался один, и тяжело вздохнул, испытывая стыд и тревогу за девчушку, которая так же, как и та, из юности, может нечаянно получить в память о минутной сладости живое напоминание на всю жизнь. Но тогда меня оправдывала вынужденная роль глубокого спящего, и полное «неведение», а теперь как быть, если?...
Двеннадцатый день. Утром жена поднялась, как ни в чём не бывало, лишь ходила немного переваливаясь. Увидав меня на кухне, смущённо улыбнулась и продолжила готовить еду. Поели без лишних вопросов, затем она вымыла посуду, собрала разбросанные вещи. Она изо всех сил старалась делать вид, будто ничего не произошло, и мы, даже, сходили искупались, с детьми гуляли по городу Мы ходили в музеи, а жена смотрела на мужиков такими глазами, точно готова была броситься на каждого встречного. От приключения у неё осталась только слабость, и постоянно мучающее желание, но она упорно молчала про то, что с ней было.
Вечером к Ирине пришёл Николай. Я, чтобы не прибить его на месте за то, что они сделали с моей женой, не вышел. Из их разговора я понял, что после дворика они с братом и моей, двинули к Жорику. Там её быстро напоили. Другие девки, почти все, разбежались, чуя, к чему клонится: в компании два десятка голодных мужиков, и их, с моей, осталось всего четверо, а после, и вовсе - двое. Так моя осталась с товаркой ублажать компанию. Когда Коля очнулся от пьяного сна, было уже часов девять, а её, как и вторую шлюху, всё продолжали сношать, приводя в чувство уколами булавки в клитор или соски (они же не звери, чтобы прижигать сигаретами)! Ближе к обеду все насытились, и после девятичасовой ебли, с перерывами для питья спиртного, наконец, надели на неё халатик, и привезли к дому.
Я уже начал считать дни, мечтая о том, чтобы оставшиеся три дня отпуска поскорей закончились. Всё происходящее казалось дурным сном! Невероятным в своей развратности и извращённости.
Тринадцатый день. Покраснение на её лоне постепенно проходило, вагина обузилась. Жена старалась вести себя естественно, но всё же пожаловалась мне, на то, что с ней что-то сделали внизу, потому что чувствует под кожей какой-то посторонний предмет, размером с мелкую фасолинку. При ходьбе он немного шевелится, и даёт такое ощущение, будто кто-то пальчиком легонько ласкает клитор, и из-за этого внизу всё время зудит лёгкое возбуждение, не говоря про то, что заживающая ранка постоянно чешется, и соски, тоже, да так, что это вызывает в ней желание и потому ей постоянно хочется:
- Я не могу терпеть, так хочется, что всё болит от возбуждения! Я готова дать кому угодно!
- До вечера потерпишь - помогу.
Подробностей мы не затрагивали, интуитивно чувствуя опасность развала семьи, и жена просто, молча, изнывала
Перед ужином отправились купаться, как обычно, на «Солнечный». Николай обнаглел: поддатый, он подошёл к нам на пляже, и позвал мою пойти посниматься на раскопках Херсонеса, где безлюдные места, и моя, деланно нехотя поднялась, но я твёрдо встрял:
- Она не хочет. Таня, сядь!
- Ну зачем ты так! Жене на память фотки будут! Это же искусство, а мне - заработок!
- В док иди, работник, или в шахту, а лучше – на хер, чтобы не мешать отдыхать людям!
- Ну, это ты зря так со мной! Это за двадцатку баксов? Да я верну!
Он ушёл, а жена испуганно мне сказала:
- Какая муха тебя укусила?! Он может нам любую подлость подстроить! Вечно ты всё испортишь!
- Не хрена! Я просто чувствую, что он тебя элементарно отыметь хочет, а съёмка – прикрытие! И что за двадцатка?
Жена вспыхнула и опустила глазки:
- Я половину ему одолжила, а половину тебе принесла.
- А ты что сразу вскочила? Кто он такой, чтобы тобой командовать! Может я тебя и отпустил бы, если тебе так припекает, только пусть сначала меня попросит, отсосёт мне, стоя на коленях, и поцелует каждый палец на моих ногах. Спросит – так и передай ему.
- Ну и дурак же ты! Нужно извиниться перед ним!– жена подхватилась и побежала догонять Николая, что в моей душе вызвало целую бурю эмоций. Сын растерянно смотрел то на меня, то на удаляющуюся в своём сексуальном голубом купальнике мать.
- Пап, а вдруг, и правда! Ну, он маму, того…! Давай я сбегаю, верну её!
- И я с тобой, я здесь все места тихие знаю! – добавила Юлька.
Отпускать детей было как-то нехорошо, но с другой стороны – при детях он ничего не сможет.
Пока я так размышлял, Николай, обернувшись, заметил мою жену у самой стены Херсонеса, и подождал её. Я рассчитывал, что она поговорит с ним, и вернётся, но он обнял женщину за талию, и потянул идти с собой. Она немного поупиралась, но после сдалась и покорно последовала за Николаем. Да у него и фотосумки с собой нет – пронеслось в голове!
Едва парочка скрылась за воротами, я не выдержал:
- Давай, сынок, дуй за мамой, возьми её за руку и тащи назад, а я пока вещи соберу и пойду к воротам стены, там, у кассы, и встретимся! Сын подхватился бежать.
- Обуйся!
Он торопливо надел босоноги, подождал свою подружку, и они рванули догонять взрослых. У меня защемило сердце от предчувствия беды, и я выпил пару таблеток от сердца, трясущимися руками сгрёб все вещи, на простыню, и подхватив узел, пошёл к стене, понимая, что просто ждать не смогу.
За стеной я никого не увидел: ни – жены, ни – пацанов. Пришлось стоять в теньке и нервно курить. Прошло минут сорок, когда я увидел бегущих ко мне пацанов. У сына по щекам текли слёзы. В руке он держал плавки и лифчик купальника, в котором жена побежала за Николаем.
Юля стала говорить: мы видели, как они шли по тропинке, потом дядя Коля остановился. Что-то сказал, и Ваша жена сняла с себя сама купальник, и отдала дяде Коле. Мы их почти догнали. Стали её звать. Дядя Коля повернулся и засмеялся, а Ваша жена побоялась обернуться. Она сделала вид, что не слышала – ей стыдно было, что она – голая. Они вышли в низинку, и дядя Коля бросил в нашу сторону её купальник, знаете, так, выбросил. Там стояла маршрутка, и мужиков шесть. Все пьяные. Дядиколин брат взял фотоаппарат и стал снимать. Вашу жену подвели к расстеленному одеялу, и она сама легла на спину, и так ноги раздвинула стыдно! А дядя Боря её фотографировал. Мы подойти испугались – они все пьяные. И потом дядя Коля лёг на неё и стал трахать, а потом она присела, пописала, и её, прямо голую, посадили в машину, сами все сели и уехали, только дядя Коля остался и его брат.
Сын разрыдался, уткнувшись мне в грудь.
До конца дня жена не вернулась, и Николай не показывался. Я утешал сына, когда он вновь и вновь утыкался лицом мне в грудь, всхлипывая. Так мы и уснули, обнявшись, и не раздеваясь.
Поздно ночью Ирина, хмурая и напряжённая, разбудила и позвала меня на улицу. У калитки стоял молоденький парнишка.
Ирина пояснила:
- Это парень с сухогруза. Твою туда отвезли. Он её видел.
- Что там?
- Команда загудела на берегу, а кто не местные - на борту с ней.
- Влипла твоя жёнушка. Хорошо бы не искалечили!
- Сколько народу на борту?
- Человек семь-восемь будет.
- Ну, муж, ебут там сейчас твою блядь - без передыху! У вас когда билеты?
- Пятнадцатого.
- Не горюй, до отъезда ещё два дня! В крайнем случае обменяешь билеты, если она не успеет к поезду, так что уедите вместе!
Ирина словно издевалась надо мной. Когда же она обняла меня, я почувствовал запах алкоголя.
- Не переживай ты за неё – не стоит эта блядь твоих переживаний! Кроме того, мы, бабы, знаешь, какие живучие! Я ведь тоже, в молодости, по глупости, так раз попала! Пригласили на корабль в гости, ну, я, наивная, нарядилась, пошла. А меня там десять рыл двое суток насиловали. Под конец даже привыкать стала, понравилось даже, это дело-то! А когда я в очередной раз сознание потеряла, и они меня в чувства сигаретными угольками в соски и клитор привести не смогли, вынесли на пирс, и положили – бесчувственное тело никто ебать не станет!
- Чем скорее твоя блядь отрубится, тем скорее её привезут сюда. Дела никакого не будет. Кому это надо – афишировать, что в Украине зверски снасильничали гражданку РФ! Успокойся! Пошли, я тебе помогу! Спасибо, Серёж, ты умница, что зашёл!
- Потом она налила мне водки. Я тупо выпил. Потом ещё. Потом я сидел во дворе откинувшись на спинку лавки, а она, своей обжигающей вагиной ездила на моём члене, сидя на мне, и суя свои соски мне для ласки в рот. Мы были пьяны, вдрызг, и даже присутствие на соседней лавке моего сына и её младшей дочки нас не смущало.
Потом сын помог мне дойти до постели, и я просил у него прощения за то, что так напился и был с тётей Ирой.
Четырнадцатый день. День прошёл в мучительном и напрасном ожидании. Я старался быть бодрым, чтобы парень мой не скис. Мы собирали в чемоданы вещи, сходили искупаться. Ирина вечером позвала во двор воздухом подышать, но я находился не в том состоянии.
Пятнадцатый день. Она пришла уже к восьми, на своих ногах, в каком-то чужом халате и вьетнамках. Она старалась выглядеть бодро, но то, что жена сильно вымотана усталостью, скрыть не могла. Поразило меня то, что она была такой спокойной, словно из магазина пришла! Совершенно обыденным голосом, даже, с какой-то лаской в голосе, усмехнулась мне:
- Муж, а муж, мне сказали, что ты сильно переживал за меня!? А я решила гульнуть напоследок! Куда ж я от своего суженного-то денусь! Дурашка! – она не таясь сына, бросила рядом со мной на постель мятую стодолларовую купюру:
- Принимай, честно заработанные, считай, дорога, тоже, окупилась. Морячки щедрые – по десятке скинулись! Всё, я - в душ, и поваляюсь немного, а то пол пути из Камышей пешком шла – слиняла раненько, пока все спали, а то бы и дальше... гуляли. Пить хочется – умираю просто!
Сын стал пунцовым, поняв, чем его мама заработала эти деньги, и когда мы с ним вышли, чтобы дать ей отдохнуть, он громко, возмущённо, прошептал:
- Пап, давай выбросим эти доллары! Они - грязные!
- Я тебя понимаю, но нельзя – мы этим маму оскорбим, мол, она грязная проститутка, а мы – белые и пушистые! Если ты любишь свою маму, то должен вести себя по отношению к ней также, как и до этого. Жизнь – штука сложная, и ты не должен о маме думать плохо. У взрослых свои игры. Пойми: мы уже пол жизни прожили в размеренности и однообразии. Ты думаешь, почему она себя так плохо вела? Это – своего рода протест против обыденности. Помнишь, по телевизору видели, как богатый дядька ограбил ларёк и взял бутылку водки? Он что, не мог её купить? Просто надоело беспросветное однообразие. Вон, шоумен, рискует – водит гоночный болид. Зачем? Нервы себе пощекотать хочет. Скушно всю жизнь прожить без ярких впечатлений и воспоминаний! Думаешь, что она стала порченой женщиной? Нет, а что она кроме своей школы да стирки с готовкой в жизни видела? Ей тоже захотелось сделать в своей жизни что-то эпатажное, шокирующее, почувствовать себя в роли другого человека, вот и всё. Я это понимаю, Когда ты вырастешь, тебе тоже, иногда, будет хотеться сделать какой-нибудь выкрутас, это, как глотнуть свежего воздуха, впечатлений. Она это сделала только потому, что у неё за спиной есть я, который не бросит её, если игра примет нешуточный оборот, а такое со взрослыми, в их играх, происходит очень часто. Твоя мама сыграла в блудницу, и на этом – конец игры. Такое с ней уже не повторится – она сама не захочет играть в одну и ту же игру, ведь это будет уже не интересно.
- А ты играл в такие, ну, взрослые игры?
- Конечно, и в этой, маминой игре, у меня тоже были свои роли: крутого мэна, мужа-лопуха, оскорблённого супруга, даже любовника.
- Это я видел.
Жена приняла душ и проспала до обеда. До самого вечера долго, с наслаждением, купались на Херсонесе, а когда стемнело, и вовсе голышом, а накупавшись, вернулись на квартиру и до самой поздней ночи дособирали в чемоданы оставшиеся вещи. Посмотришь со стороны – обычная семья. Завтра в два дня – поезд.
День отъезда. Отправились в шесть утра на Херсонес, поспав всего четыре часика, чтобы искупаться там, где народу в ранний час нет. Жена предложила искупаться голышом при свете утра. Я оглядел её тело, заметно изменившееся, немного сохранившее некую печать бывалой шлюхи. В разных рассказах пишут про то, как мужьям это нравится – то, что их жёны становятся шлюхами. Кажется я – исключение. У жены настроение было игривое, может из-за этого импланта, под кожей клитора, - не знаю, но я не захотел при сыне.
Завтракать мы пошли вновь в кафе “о кей”, с которого жена начинала свои Севастопольские приключения. Мы с сыном закончили еду. Он меня сфоткал, на память, у барной стойки кафе с оригинальным названием, со стаканчиком вина в руке, и мы пошли на квартиру, а жена сказала, что ей кое о чём нужно переговорить с барменом. Уходя, я оглянулся, и увидел, как бармен вешает на дверь табличку “Закрыто”. Но “беседа” продлилась минуты три, и вид у него был недовольный, а у жены – радостный, как у школьницы, обманувшей взрослого дядьку. Меня это немного развеселило.

Дома мы не говорили о том, что было на Юге. Внешне всё шло хорошо.
Прошло два месяца после нашего приезда, жена всё реже жалуется на то, что ей очень хочется. Она хотела избавиться от импланта, но мне хотелось сохранить на её теле память о её отпускных безумствах, и ког да мы играли в проститутку и клиннта, она сама предложила попробовать сделать пирсинг на сосках, чтобы быть для меня, «клиента», настоящей «проституткой». Тогда я купил ей украшения, которые крепятся на сосках. Не скупился и выбрал самый изящный комплект, с драгоценными камушками, и она теперь иногда хулиганничает, одевая полупрозрачную блузку, чтобы показать свои соски, украшеные сверкающей, искрящейся ювелиркой, на работу. Иногда снимает жакет в учительской, и бабы фигеют, а она – в восторге от этого. Сестра её едва в обморок не брыкнулась, когда у нас в гостях услышала рассказ сестры про ночь в борделе с неграми, и моя, теперь я уверен, что именно моя, заливисто смеялась, понимая, что сетра на такой, отчаянный шаг, никогда не сможет решиться!
Время от времени я достаю пухлую пачку фотографий, сделанных Николаем и его братом (ровно сто пятьдесят, форматом 20х30). Оказалось, что двадцатник он взял на расходы по печати, и я действительно тогда зря на него наехал, а поехать в порт с мужиками - была идея жены (безумно хотелось из-за импланта). Я листаю снимки, сделанные, как в другой жизни, и всё кажется нереальным, как пьеса в театре. Но, полюбовавшись на супругу в роли доступной женщины, невольно воодушевлюсь, а после иду к ней и стараюсь, как могу. Иногда ловлю себя на мысли, что по возвращении чувстую свою состоятельность, как муж, и стоятельность, как мужчина. Несколько дней назад любимая обмолвилась, что ещё задолго до до нашей поездки беседовала с врачом, который предложил подвергнуть меня шоку на почве секса, в попытке излечения от своего самовнушения и установки на бессилие. И теперь, глядя на неё, искренне любящую меня и счастливую, нет-нет, да и закрадывается мыслишка: а не нарочно ли жена всё это делала там ради меня, ради меня, здорового и полного сил? Она ничего не отвечает, только смущённо улыбается, и нежно целует.
Недавно прислала нежное письмо Ирина. Говорит, что по приметам у неё будет сын, которого давно хотела, и намекает, на то, что Коля тут не при чём, а ей видимо, просто ветром из наших краёв надуло. Звала приехать снова, можно и без жены. Девочки тоже передают мне привет и поцелуи, и то, что я просто очаровал их, особенно старшенькую. Говорят, что хотели бы иметь тебя, папой. Наконец-то и у меня от жены появились свои тайны. Ехать – стрёмно, как-то, хотя отпуск у меня в сентябре, и мог бы один, но, вряд ли – я так люблю свою милую! Вот и всё!

P.S. История эта случилась с нами в 1998 году. Правда, должен признаться, что все имена и события, конечно же, вымышленные. Нет и не было в Севастополе кафе «О,кей!», нет в районе улицы Зои Космодемьянской никакого рынка, и школы, как нет и пляжа «Солнечный», у берегов Херсонеса. Да и есть ли такой город на свете! Так давно всё это было! Так давно, что и фотографию ту, в кафе, отыскать не смог.

Как говорила одна знакомая:
- Кино и немцы.
Прям рыцарь высоконравный описан.

(W-Ugodnik @ 25.02.2015 - время: 10:42)
Как говорила одна знакомая:
- Кино и немцы.
Прям рыцарь высоконравный описан.
Каой там рыцарь! Если уж про кино, то вспоминается реплика Ипполита:
- За такое короткое время старое разрушить можно, а новое, пусть, даже более прекрасное, - нет, нельзя!

Персонаж видимо понимал, в свои сорок лет, эту мудрость, и не желал разрушения семьи, а может, интуитивно, просто чувствовал игру жены. Высокая нравственность присутствует во всех людях, как и порочность - в каждом человеке намешано всего, и ни кто не знает, как он поведёт себя в подобной ситуации, пока это не коснётся его лично. Кроме того, не стоит забывать и про то, что мужчины склонны драматизировать, и воспринимать секс жены с другими, как предательство(измену) в её моральной необратимости. Но некоторые мужья знают, что для женщины секс на стороне - приключение, захватывающее своей остротой эмоций и ощущений, и предательство чувства любви ничего общего с этим не имеет. Знают, что, получая ласки и от других, их жёны продолжают искренне любить только мужей, и их души столь же близки, и преданны мужьям. Мой персонаж осознал это в довольно раннем возрасте.
Женщины вообще, телесную ласку и чувство любви не смешивают воедино так, как мужчины. Этих мужчин на строне жёны обычно и называют, в разговорах с подругами, членами или трахалями, избегая слова любовник, чтобы не марать святое чувство. Умные женщины восхищаются своими мужьями, не препятствующими получению телесных удовольствий от других мужчин, мужьями, понявшими, что потребность тела и потребность души - реализуются по-разному.
Я не держал свою жену в сексуальном рабстве с самого начала, правда, сперва, по наущению её врачихи, а осознание искренного чувтва её любви на фоне походов "налево", поразило меня, и открыло истину. Я любил её, как и она меня, и мы были крепкой любящей семьёй.
Рыцарство? Нет, скорее, проявление любви и уважения к телесным потребностям каждого из супругов. Импотентом я не был, поэтому имел свои потребности, и она, тоже, уважала их.
На самом деле испуг и протест был, когда она с Колей, в душевой, и казалось, что это конец, и за то усомнение в любви жены ко мне, мне и теперь стыдно.

Жить очень тяжело, особенно семьёй. Нужно учиться удовлетворять потребности друг друга.

(W-Ugodnik @ 26.02.2015 - время: 15:20)
Жить очень тяжело, особенно семьёй. Нужно учиться удовлетворять потребности друг друга.
Согласен, но иногда, хочется, чёрт возьми, чего-то безумного, как внезапный секс со случайным, но очень притягательным партнёром!
Пошалить, и - в тину.

Шалун однако.
Я вот всё ни как не закончу свой рассказ. Думаю скоро выложить.

(W-Ugodnik @ 27.02.2015 - время: 09:36)
Шалун однако.
Я вот всё ни как не закончу свой рассказ. Думаю скоро выложить.
Только не спеши! Мне, кажется, что если бы я не спешил, окончание поездки было бы боле подробным, и впечатление более приятным.

(2 смена @ 27.02.2015 - время: 15:57)
(W-Ugodnik @ 27.02.2015 - время: 09:36)
Шалун однако.
Я вот всё ни как не закончу свой рассказ. Думаю скоро выложить. Только не спеши! Мне, кажется, что если бы я не спешил, окончание поездки было бы боле подробным, и впечатление более приятным.
Напиши второй вариант концовки, так сказать альтернативный. Как в DVD фильмах.

(W-Ugodnik @ 01.03.2015 - время: 14:07)
(2 смена @ 27.02.2015 - время: 15:57)
(W-Ugodnik @ 27.02.2015 - время: 09:36)
Шалун однако.
Я вот всё ни как не закончу свой рассказ. Думаю скоро выложить. Только не спеши! Мне, кажется, что если бы я не спешил, окончание поездки было бы боле подробным, и впечатление более приятным. Напиши второй вариант концовки, так сказать альтернативный. Как в DVD фильмах.
Да нет, лучше допишу серию рассказов Сиеста-Сам дурак-Сладкий ужас-Банный день.

(2 смена @ 01.03.2015 - время: 19:26)
(W-Ugodnik @ 01.03.2015 - время: 14:07)
(2 смена @ 27.02.2015 - время: 15:57)
Только не спеши! Мне, кажется, что если бы я не спешил, окончание поездки было бы боле подробным, и впечатление более приятным. Напиши второй вариант концовки, так сказать альтернативный. Как в DVD фильмах. Да нет, лучше допишу серию рассказов Сиеста-Сам дурак-Сладкий ужас-Банный день.
Хорошо.

очень местами, а местами нет