Снова на юге 1ч.

СНОВА НА ЮГЕ. 1ч.

Сын спал тем крепким сном, каким могут спать только дети, набегавшись за день, и я, тоже, в его возрасте спал «без задних ног». Жена ворочалась и вздыхала. Я уже давно смирился с тем, что с высоты её опыта сексуальных контактов, у жены оценка моих мужских талантов выражается в не очень-то высоком уважении. Да, она не отказывает мне, и соглашается на близость со мной, но не от трепетного желания ощутить меня в себе, а скорее из жалости, понимая, что я не виноват в том, что перевернулся в машине семь лет назад, и в том, что эта авария, повредившая мне позвоночник, основательно подкосила эректильную функцию моего дружка, как сказал доктор. Он развёл руками, мол, будем надеяться. Я надеялся, хотя было понятно, чем рано или поздно закончится терпение жены. Я видел то, как постепенно её любовь ко мне трансформируется в чувство жалости, но делал вид, что всё у нас, как прежде, она - тоже.
Но однажды она не пришла ночевать после чьего-то юбилейного банкета в школьном коллективе, а пришла даже не утром, а к обеду. Понимая, что меня замучает желание добиться от любимой признания, и страшась и стыдясь рассказать мне всю правду, она, ещё окончательно не протрезвевшая, просто прошла устало переваливаясь, в ванную комнату. Не прикрыв за собой дверь, она полностью разделась, залезла в ванну, и дрогнувшим голосом попросила меня принести ей из спальной спринцовку. Мы не любим использовать презервативы, и жена, после секса, обычно всегда спринцевала себя ромашковым настоем, вымывая сперму. Иногда это делал я, чтобы сделать жене приятное, потому как знал, что ей это нравилось.
Она стояла передо мной с бардовым лицом, пряча взгляд, и отставив в сторону, поставленную на борт ванны ногу. То, что она таким образом показывает мне себя во избежание глупых, и стыдных для обоих вопросов, я сразу понял и поблагодарил, внутренне, жену за честное признание и за её стремление не сыпать соль на наши раненые души.
То, что у её киски была напряжённая ночная смена, и, вероятно, не с одним и не с двумя мужскими бойцами, было ясно с первого взгляда. Из малинового, натруженного, приоткрытого влагалища сочилась и стекала по её ноге киселеобразная, мутноватая белёсая слизь, снимающая малейшие сомнения. Золотистые кудряшки прилипли к её губкам и лобку. И на лобке, и на грудках, вокруг воспалённо бардовых, её, по-матерински высоких, крупных, мясистых сосцов красовались многочисленные следы поцелуев взасос. Такие же виднелись и на её изящной шейке. Причёска их не скрывала – жена носит короткую, точно такую же, как принцесса леди Ди. Мы оба отвели взгляды, и я молча принёс спринцовку и ромашку, снова взглянул на жену, и вышел, прикрыв дверь.
Она держалась, как могла, почти два года, со времени той аварии, так смею ли я её винить, или осуждать за простую бабью слабость...
Вот так и вышло, что время от времени, примерно раз в пол года, жена отрывалась по полной, а в семейных буднях принимала мои ласки, не приносящие ей прежних восторгов своей скудостью, в стремлении дать мне возможность спустить пары, из сохранившейся ко мне любви, и подавая мне, как убогому, свою нежность, не ведая того, как больно делает мне этим!...
Как мужчина, я тогда был не в состоянии утолить её желания, без дарения ощущения благостной сытости, и потому, видя то, как неотступно супруга старается усмирить себя в желаниях, я, слыша её вздохи в темноте, делал вид, что сплю.
С тех пор, когда она закрылась в себе, и не находила смелости поделиться со мной тем, что с ней делают другие мужчины.
Незаметно шло время, за которое я почти восстановился, и ситуация изменилась: теперь уже она испытывала стыд и неловкость передо мной, исправно исполняющим обязанности мужа потому, что сама уже не в силах полностью отказаться от объятий других, которые стали частичкой её удовольствий, к которым она успела привыкнуть за годы.
Я знаю, что это извращение – возбуждаться от того, что твою жену ласкает другой мужчина, но именно это и помогло мне восстановиться: даже мысли такие, меня уже злили и... возбуждали, помимо воли. Я… благодарен им за то, что они спали с моей женой! Глупо звучит, но это – правда: без них я бы просто потерял любовь и жену. Осознав это и приняв, как данность, я, стыдясь себя, не раз уговаривал жену просто рассказать мне, как и что у неё было с другими, и тогда бы, возможно, много раньше снова раскрутилось «колесо нашего желания», но жена постоянно твердила, что у неё ни с кем ничего нет. Кто её этому научил?! Но не могу же я сказать жене, что я не против её шалостей на стороне, если она мне всё будет рассказывать, тем более, что я – против, но вынужден мириться с этим!
Как-то, от анонимного доброжелателя я получил подробный рассказ о банкете, описывающий то, как мою жену имеют все шесть мужчин, работающих с ней в одной школе. Я бы не поверил в это, если бы не прилагавшиеся фотографии отдающейся каждому из них моей супруги. Но постепенно супруга, мучимая совестью, стыдом, сократила свою жизнь на стороне до минимума, о чём доброжелатель мне снова донёс: остался один, который лишь изредка, раз в месяц, помогал жене справиться с её темпераментом. И вот, сидя как-то вечером за компьютером, я задался целью выяснить, что это за доброжелатель такой, странный, что доносит о постепенном возвращении жены в семью. Мои подозрения оправдались, когда в компе я обнаружил следы написания этих анонимок. Сын? Маловероятно: лексика написания иная. Остаётся жена. Умная женщина, мучимая совестью, сама призналась мне во всём. Разве это не доказательство её любви! И новые письма – это радостные вести о том, что она трудно, медленно, но возвращается ко мне.
Вот такая история. Можно было бы на этом поставить точку, но если человек долго терпит, то он может и взорваться. С женой так и произошло. Хорошо ещё, что всё обошлось таким образом, и вдали от дома, на югах. А было это так…
Иногда Она обижена на меня, и искренне не верит мне, что просто прошли наши юные годы “напряжённого медового труда” и, то, что моя потенция позволяет мне дать ей облегчение лишь два - три раза в неделю, и не более двух - трёх раз за вечер – это более, чем нормально, в 37 лет! И я глотаю её возмущение, и спорадический секс на работе. А как иначе быть, если я не могу объяснить ей факт того, когда своими глазами любимая видит, что моя потенция очень даже молодеет и проявляется незамедлительно, при виде молоденьких девиц на пляже! Вот и выходит у неё в голове, что я вроде как сам подталкиваю её к другим, отталкивая от себя. И это её оскорбляет и вызывает в жене ответное желание сделать мне больно, а себе - приятно.
Перед поездкой на юг она мне прямо сказала, что устала от такой жизни, и хотела бы откровенно “пошалить”, если ей представится случай, и спросила меня, как я на это смотрю. Самому соглашаться с ней, и отпускать жену на поиски приключений я, естественно, не желал, и напомнил, что с нами едет сын, которому скоро 15 лет, и он уже всё хорошо понимает.
- Ты с ним посидишь, пока я немножко пофлиртую! Ну?! Всего один два разика, а? Не бойся, я тебя не брошу, просто… как-то… Девчонки говорят, что все в отпуск на юг за этим и ездят, чтобы после с мужем комфортно себя чувствовать! И ещё, говорят, что я тебе просто приелась, и тебе, тоже, нужно дать возможность чуть-чуть гульнуть на стороне. Милый, ты меня после не бросишь ведь, правда?! Милый, мне уже тридцать семь! Несколько лет – и всё! Я буду никому не интересна! И тогда я буду только твоей, безраздельно, а? Я ради тебя столько лет терпела! Потерпишь две недельки?!
- Мне ты будешь интересна всегда!
- Какие громкие слова! Только, похоже, что сыкушки на пляже тебя больше заводят! А мне ведь тоже, хочется разок попробовать чего-нибудь совершенно невероятного, необычного в сексе! Всего один разик!
Внутри у меня всё забурчало, но я промолчал, понимая, что из-за моей травмы она недополучила ой как многого! И потому неопределённо пожал плечами.
- Дурачок! Уже ревнуешь! Я же люблю только тебя! Просто хочется испытать чуть-чуть острых ощущений, и всё! А может, ещё и не будет ничего! Это ж – фантазии!
Она с такой искренней нежностью и любовью обняла меня, и принялась целовать, что я не мог не ответить улыбкой на её, светящееся радостью лицо. Так, скрепя сердце, я дал молчаливое согласие, решив, что удержать любимую, загоревшуюся такой идеей я всё равно не смогу, и весь отпуск “пасти” жену – только нервы себе мотать – она всё равно сделает то, что задумала, но только тайком от меня, а я хотел, наконец, прийти к полной доверительности в наших отношениях, хотя и не смирился с этим, намереваясь старательно препятствовать возникновению таких ситуаций.
Приехав на отдых на две недели, я посмотрел на мир, окружающий отдыхающих, другими глазами, и тот час приметил, что дамам “случай” искать вовсе и не надо – “случаи” были сплошь и рядом, и сами напрашивались, льстивыми улыбками и подмигиваниями, жадно горящими взглядами, стоило только нам с сыном чуть приотстать, шагая по улице. До чего же я был наивен и слеп прежде, думая, что все, как и я, едут ради моря, солнца, чудесного вина и романтических вечеров на открытых летних площадках кафе со своими супругами!
В Севастополе мы остановились в частном секторе. Тихая улочка. Аккуратные домики из оштукатуренной кладки ракушечниковых блоков. Ниже и выше по склону такие же улочки. Отдыхай, люби – не хочу! Понимаю, почему жене не спится, но пока не вмешиваюсь. Мы здесь всего второй день, а кажется, будто прошла уже целая неделя. Хозяйкина дочь, Ирина, тридцати пяти лет, растит одна двух дочек, младшая, Юля – ровесница нашему сыну. За женщиной увивается холостяк сорокапятилетнего возраста, про которого сама Ирина пошутила, в разговоре с моей супругой, что у него есть единственное большое достоинство, но и его не разглядишь - в штанах спрятано. То, что это именно так, я теперь могу судить, благодаря случаю.
На третий день походов на пляж и прогулок по городу я уже привык к тому, что жена с волнением поглядывает на мужчин, но едва они делают встречный шаг – пугливо пасует, и я расслабился. Впереди нас ожидал вечер под виноградными шпалерами во дворе хозяйского дома. Ужин, к которому мы покупали сладости и вино, продукты на закуску, а рыбу и дефицитную картошку на стол выставляла хозяйка. В этот вечер Ирина познакомила нас со своим другом, который скрашивает ей жизнь матери-одиночки. Николай произвёл на меня странное впечатление – никакой. Безынициативный, вялый, явно комплексующий мужик. Физически и морально уступает мне, имея за плечами лишь ПТУ на слесаря по металлу, да службу во флоте, тем же слесарем, да участие в двух городских выставках фотографов-любителей. Выпив, он стал расточать комплименты моей жене. Это оттого, что когда едва стемнело, для романтики зажгли свечи, в свете которых стала почти прозрачной блузка жены. Сквозь невесомую лёгкую ткань взорам собравшихся за столом были совершенно открыты небольшие, высокие, как у девушки, грудки, выдающие возраст женщины лишь по-матерински высокими, мощными, как две оливки, сосками. Они у жены практически постоянно возбуждены, и потому, упираясь в ткань, топорщили её, а легонько потираясь о материю, дарили супруге приятные ощущения лёгкой ласки. Даже Хозяйка и её дочери засмотрелись с завистью, что уж говорить про Николая и нашего сына! Николай раскраснелся, при этом глаза его зажглись – его не оставил спокойным вид такой красоты, и он стал убеждать жену в том, что она непременно должна попозировать ему для новой выставки, которая состоится в октябре. Он пару раз танцевал с ней, осторожно, и думая, что незаметно, поглаживая её соски через ткань, от чего речь у супруги становилась всё более взволнованной, а лицо – красным. Да я и не возражал: пусть доставит жене приятную ласку!
-Это от вина – пояснила она мне, садясь после очередного танца рядом, а после следующего тоста и закуски, сама предложила мне потанцевать, вытащив в полумрак площадки, на которой, из колонок магнитофона, о чём-то лирично пел Хампердинк. Она явно сомлела, от выпитого и тайных ласк, и сама положила мои ладони к себе на груди и тесней прижалась, обняв со словами:
- Почему ты со мной так никогда не танцуешь?
- Как?
- Вот так!
После этого, ещё потанцевав молча, она взяла мою правую руку и просунула в разрез на подоле своей юбки. Есть такие, с пуговками спереди с низу до верху. Мне не понравилось, что пуговки оказались уже расстёгнутыми почти до пояса, а жена, тем временем возложила на мокрый и раскрывшийся бугор Венеры, не прикрытый трусиками мою ладонь. Мой средний палец сразу провалился в мягкое мокрое тепло, и стал шевелиться там, а левая рука, лёжа на груди у жены, поигрывать пальцами с её соском. Даже в сумраке она по-детски наивно смущалась, и потому стыдливо спрятала лицо у меня на плече, и только после танца, благодарно поцеловав в щеку, шепнула:
- Ну, почему ты дома так никогда со мной не танцуешь? Ты ведь можешь!
- Как так?
- Как Николай, да и другие мужики…
Хмель явно ударил супруге в голову, иначе бы она вряд ли когда-либо сказала мне про такие танцы.
- Ты сейчас танцуешь со мной абсолютно так же, как Николай, только молчишь, а он всё время просит, а я не соглашаюсь - я тебя люблю!
- А чего он просит,
- А ты не понял, или нарочно хочешь, чтобы я сама сказала? Он этого просит!
- Чего, этого? Подержаться?
- Ну, этого, чтобы, я ему “дала”!
- Я думал просит поснимать голую!
- И это тоже - его брат, мол, нас с ним будет в это время фотографировать!
- Ты согласилась?- сразу вскинулся я.
- Так… Обещала подумать, с тобой посоветоваться – кокетливо с нарочитой небрежностью ответила супруга.
- Я обалдел на секунду, а жена весело засмеялась: шучу, конечно! Кто о таком с мужем советуется! Пришибёт ведь!
- Я бы не пришиб. Я же люблю тебя, хотя у тебя в голове такой разврат!
Жена пьяно хихикнула моим словам, и вновь посерьёзнела:
- Ты что, правда не обиделся бы, если бы Николай и его брат меня … ну-у-у, сняли?
- Мне бы этого не хотелось. Если только просто поснимать обнажённые фото, без этого, то я, в принципе, не против.
- Тогда сам старайся, а то – соглашусь – лукаво пропела жена и крепко, страстно поцеловала меня, подтверждая свою любовь ко мне.

Когда на улице совсем стихло – выключили музыку и закруглились, чтобы соседям не мешать спать – это у нас отпуск, а людям – работать завтра! Ирина проводила Николая, и женщины тут же, во дворе, мыли в тазике и убирали посуду в старый сервант под навесом. Пока жена помогала хозяйке, я отошёл за угол, чтобы не дымить на женщин куревом.
- Да ты не бойся его! Он безобидный, не тронет! – донеслось до меня, - Это он у меня всё канючит, а у меня только начались дела.
- А ты давно с ним?
- Да не с ним! Просто, однажды уговорил, давно, ещё после вторых родов, пока не обузилось у меня, я и пожалела его. На коленях стоял, умолял. А я думаю: может пожалеть разок? Действительно, где он найдёт – такого не каждая примет! Вот, так и потянулось – время от времени приходит. Какая тут любовь! Помогаем друг другу пар спустить, и всё, хотя он то и дело уговаривает выйти за него. А нафиг он мне нужен! Он уж десять дней у меня голодает – это за то, что кривыми руками калитку починил, и теперь она на замок не закрывается. Лодырь – первостатейный, лишь одно на уме: баб пофоткать, и оттрахать после! Вон, твою сиську как увидал, так чуть в обморок не упал! А как за пизду полапал – так теперь одно на уме! Ты правда дала ему себя полапать, или врёт, хвастун?
- Немножко, когда танцевали. А ты долго его мариновать будешь? А то, как-то жутковато – вдруг подстережёт и изнасилует!
- Да-а-а нет! Он же трус - ещё тот!
- То-то у него аж руки тряслись, когда хотел палец всунуть!
- Это у него метода такая – палец всунет, раздрочит, чтоб зажечь, а к ночи возвращается под окна и ходит, чтобы жиличка заметила его и сама вышла подъебаться.
- Думаешь он мной захотел полакомиться?
- Ха! Думаю! Это он передо мной сегодня спектакль разыгрывал, мол - ни с кем, мол – терплю, но уже готов на жиличку броситься! А сам каждый день с новой бабой крутит, из отдыхающих.
- А почему именно с отдыхающими?
- А он с ними не церемонится – без презервативов пользует, не жалеет. А свои бы давно отрезали и заспиртовали, за все художества.
Женщины рассмеялись. Потом Ирина осторожно заметила:
- Он всё просит меня дать себя подбрить, шоб, как у тебя сейчас, он мне уже и про это рассказал, трепло! А я ему не даюся! Уже надоел с дурацкой мечтой идиота! А это ты сама себя, или мужа попросила?
- Где сама! Видно все мужики мечтают, чтобы их жёны были побриты под блядей!
- А он мне не муж! Кому такой подарок нужен! Только и может, что пить да ебаться! Правда тут он мастер! Только не каждая его впустит в себя – тут риск с его размером! А твой как на это дело? Размерчик у него, я смотрю, тоже, подходящий!
- Да ну! Хорошо, если два-три раза в неделю по разику - по два! Бывает, только разомлею, а он уже кончил и спать, а я хожу возбуждённая и голодная, как дура, колотит всю, аж придатки болят! Да ну, про него не интересно! А Коля правда хорошо снимает?
- Очень! У него снимки иногда и в газеты берут, не такие, конечно, а нормальные! А твой тебя снимает голую? У тебя такая фигурка! Одни сиськи чего стоят! Вон, меня рассосали мои девки, теперь ношу вымя третьего размера! А Коля просто помешан на том, чтоб грудь стояла!
- Раньше муж меня тоже много снимал, а теперь только мужики на работе… а мой всё уговаривает меня раздеться, чтобы я ему попозировала на природе, поснимать, и вчера и сегодня, а мне это не интересно, хочется чувствовать от этого возбуждение, и знать, что потом он тебя, как твой Николай - разложит и оттрахает! Раньше я с радостью всем его знакомым ребятам давала себя снимать, зная, что после они меня просто до обморока затрахают, а теперь и тело уже не то! После родов какая красота?! А что ты вдруг?
- Не удивляйся, если Николай в лоб предложит – он всем женщинам предлагает попозировать! Он тебе ещё и фотографии напечатает, если согласишься.
- Он что, маньяк?
- Нет, он их после продаёт отдыхающим мужикам, соберёт из разных моделей наборы и вперёд! Он и мою пизду крупным планом продаёт, да я и не против – он пообещал, что лица не будет видно. Ты же видишь: работы у нас теперь почти нет, жалко же мужика! Вот, этот, пиздострадалец, как мою жалость просёк, так всё хочет побрить меня, и пофотографировать на Херсонесе в разных позах!...
А хочешь, я тебе его на эту неделю и сплавлю, а то и на все дни, до отъезда! Он тебя поснимает, поебёт и снова поснимает, он всегда так делает! Если только с размером подойдёт. А что! И мужик мой пристроен, и ты насытишься на год вперёд! Он же тебя будет каждый день наяривать, все ночи напролёт! Силён, не вру, правда, я его знаю! А не хочешь – пусть просто поснимает – он не обманывает, если без лица, так без лица! Пожалей мужика, дай ему подзаработать!
- Поснимать себя я ему дам, а вот насчёт всего остального – наверное, нет! Хотя звучит соблазнительно, но стыдно же! Да и он же меня всю так распашет своей колбасиной за это время! А что я мужу скажу, если он сам захочет?
- Скажешь, что у тебя эти дела начались! Да не захочет твой: я к нему старшую пришлю, Аньку, пусть побалуются! Тоже, девке уже восемнадцать, а она не может нормального мужика найти – одни алкаши остались, все приличные - на заработках! Замуж выйти – проблема! Пусть поучится с москвичом!
- Так ей всего 18!
- Да её уже в 16 отодрали, охламоны! Как в «Камыши» большое судно приходит – вечером из дома не выходи – мужики по пол года в море!
Кто не спрятался - я не виноват!
- Нет! Ты что! Нет, спасибо, но я так не могу! Мой же меня любит, и Аньку жалко – знаешь, какие они в этом возрасте влюбчивые! Это я тебе, как учитель говорю: когда уедем, то слёз будет - море!
- Ладно, моё дело – предложить, а там, как знаешь, просто вариант выходил классный! Но, спасибо, что предупредила. Я не подумала о таком раскладе, с дочкой! А решишь посниматься: на днях поезжай с нами на северную сторону, за персиками на компоты: у его брата машина своя, при мне-то он к тебе ластиться не посмеет, только поснимает! Ага?
- Хорошо, попозирую для голодающего.
Они ещё немного поговорили о погоде. О том, что Коля с братом каждый год ездит на северную сторону на базар, за персиками на компоты и варенье, пока они ещё твёрдые, про дикий пляж на Учкуевке, и про то, что Фиолент совсем дачками застроили, и красивое место теперь кишит народом. После помолчали и разошлись.
Мы нежно ласкались лёжа под простыней, ожидая, когда заснёт сын, а когда потихоньку раскочегарили это дело, то оба чуть со смеху не прыснули – Коля стал шёпотом, через открытое окно, завешенное тюлем, звать мою жену на улицу. Он ждал до тех пор, пока супруга не стала сладко ахать и постанывать. Поняв, что он в пролёте, Николай тут же ушёл, и дальше мы развлекались без него. Жена подошла к окну, согнулась в поясе, локтями опершись о низкий подоконник, и снова отдалась мне, поглядывая на удаляющегося Николая.
Третий день. После утреннего купания мы зашли в кафе с названием “О кей”. Еда сносная. Заказали на себя и Юльку. Всё было чудесно. Цены – московские, местных потому было всего несколько человек, сидевших с пивом. Кондишен.
Жена пошла вымыть руки, и бармен проводил её за занавеску. Когда она вернулась, то была в явном возбуждении, и даже щёки порумянели.
- Ты чего?
- Поедим, потом расскажу – и она многозначительно покосилась на детей.
Первыми всё смели дети и отправились домой, гулять.
- Он меня проводил: там у него, за занавеской слева кухня, а прямо –туалет с умывальником, а рядом каморка, тоже за занавеской. Всё чисто, диван застлан постелью. Я спросила, мол, вы здесь и ночуете? А он мне – нет, это для VIP, если потребуют, или для женщин, которым не чем расплатиться. И вздохнул: увы, вы с мужем, и деньги у вас, видимо, есть. И пригласил прийти одну после одиннадцати, здесь закрытая вечеринка будет, а дам для танцев не хватает.
- Да-а-а! Не ожидал!
- Я тоже! Муж, а муж, а может, - жена смутилась - пустишь меня потанцевать вечером? – и засмеялась, вроде как пошутила.
И тут я перестал улыбаться – в кармане у меня было пусто.
Жена вся вспыхнула, едва я ей сообщил новость – она тоже, не взяла с собой денег, ведь на пляж шли!
- Посиди, я сейчас сбегаю и принесу. Жена покраснела от неожиданности:
- Только побыстрее, ладно, а то он уже так на меня смотрит, что я боюсь здесь оставаться одна! Она была настолько растеряна, что я тут же успокоился на счёт её передка, и бодро вскочил:
- Я мигом!
Я сказал бармену, что деньги забыл, и сейчас принесу. Тот только гаденько усмехнулся. Пробежав всего с десятка два метров по жаре, я спёкся, и остановился отдышаться и вытереть застилавший глаза пот. Вместе с платком из «чужого» кармана брюк в пыль выпала десятидолларовая купюра. Тут же рванулся к обменнику – он рядом, рукой подать! Вернулся в кафе минут через двадцать. На стойке табличка «перерыв». Заглянул внутрь – никого. Ни - бармена , ни - охранника нет. Только из-за занавески свет выбивается, и ритмично двигающаяся мужская тень на ней. Стало горько и обидно, что всё так вышло, глупо! И рваться туда – глупо и стыдно! Отошел покурить. Руки трясутся, а умом, вдруг, с ужасом, понимаю, что ничего сделать в чужой стране не могу!
Вот тебе и случай, дорогая… Жена пробыла в подсобке минут сорок. Выпустили её через служебный вход, видимо заметив меня. Я увидел, как она, утомлённая, вся лоснящаяся от пота, медленно побрела по направлению к дому по соседней улице – понятно, меня не хотела встретить, чтобы не объясняться. Охранник у входа сказал: «Ступайте, вы ничего не должны»! По его самодовольному виду и виду бармена я всё понял наверняка.
Пришла она примерно через час. На улице вечерело. Уже пришедшая в себя, жена старательно делала вид, что ничего не случилось. Мол, нашла деньги на дне сумки, и просто пошла по другой улице прогулялась, а то всё по одной и той же ходим! Я, лёжа на постели, как можно беззаботнее сказал:
- Я знаю, мне охранник сказал.
- Что сказал – аж побледнела жена?
- Что ты уже ушла – пожалел я супругу, она ведь не нарочно!
Позвали сына, и снова сходили искупаться. Жена окончательно пришла в себя, лишь испытывала некоторую неловкость за “маленький обман”.
Опять душ перед сном. Опять наш поганец подглядывает за матерью. Надо бы с ним поговорить, только вот как?
Уже совсем ночью, её позвала поговорить хозяйка. Моя вышла, думая, что на секундочку, оставив дверь распахнутой, и я слышал их разговор. Та сказала, что едет послезавтра с ребятами: Колей и Борей - за персиками, и снова пригласила поехать, а заодно посниматься голяком, без мужа. Жена поблагодарила и согласилась.
- Ты чего такая задумчивая? Случилась чего?
И тут моя рассказала Ирине про то, о чём я только догадывался: про то, как её разложили на диване и принудили отдаться обоим - бармену и охраннику.
- Козлы! … У тебя дела скоро?
- Нет.
- Козлы!

Четвёртый день. Гуляли по городу, много снимались. Сыну понравилась панорама первой обороны Севастополя, и только выполнив «культурную программу», заехали на квартиру и подались на пляж.
Придя на закате с пляжа (раньше нашего оболтуса было не вытащить из воды), решили тут же, поочередно, сполоснуться, и смыть с себя соль под летним душем, устроенным хозяевами в добротном сарае (перекусили мы в кафетерии магазина). Первая пошла жена. Она уже совсем пришла в себя от неожиданного приключения, и была весела, даже чуть заигрывала со мной, намекая на то, что этой ночью рассчитывает на близость. Я тоже, в приятной истоме, после возбуждающего зрелища многих красоток на пляже, включая мою жену, планировал и предвкушал занятие с ней любовью, которое нас обоих, непременно, порадует, приведя пребывание на отдыхе к норме. Ниже лобка я ещё в Москве, нарочно, ей всё аккуратно выбрил безопасной бритвой, затем "шиком", и теперь, на пляже, вновь любовался тем, как под полупрозрачной мокрой тканью, под голубым нейлоном, вырисовываются кудряшки на лобке моей любимой, и чуть ниже, плотно облегающим и очень откровенно вырисовывающим располовиненность её губок и бугорок постоянно полунапряжённого клитора, и так же откровенно смотрелись возбуждённо вздёрнутые крупные соски на холмиках грудей.
Юлька - дочка молодой хозяйки, уже отпросила у нас сына, чтобы пройтись с ним и показать окрестные улочки, и его показать подружкам, и это, как нельзя лучше вписывалось в мои планы прилечь с женой в нашей комнате. Время пошло. Теперь я с волнением ожидал приближающегося момента нашей близости, и отправился коротать время в сад. Оконные проёмы в сарайчике были расположены низко, словно специально, на уровне моего достоинства, и потому, через них было великолепно видно в полный рост того, кто моется. Чтобы не смущать супругу, я отошёл немного вглубь сада, и усмехнулся сам себе: прямо, как подросток, подглядываю. Однако, было в этом что-то волнительное, особенно то, что совсем близко кто-то дзинькал по точилу, навостряя ножи.
Только на юге так стремительно сгущаются сумерки, и теперь яркий свет в белом, мазанном сарайчике, освещал мою милую, и казалось, будто я не в садике, на зелёной крашенной лавке сижу, а нахожусь в затемнённом зале частного клуба, а жена - на сцене исполняет перед публикой стриптиз под душем, приватный танец, как теперь говорят. Особой же пикантности добавил момент, когда "танцовщица", намекая на стеснительность,
повернулась к окну в профиль, а лицом к перегородке из старого хлама: старых дверей, оконных рам, и поставив изящную ножку на старую обшарпанную табуретку, отвела её в сторону, а затем, немного томно, приоткрыв рот и запрокинув голову, несколько раз погладила себя
мыльной рукой от лобка вниз, и назад, по чуть набрякшим губкам. Затем она вернулась под лейку душа, сполоснулась, и прополоскав свой купальник, плавки сына и мои, не таясь от случайного зрителя, повесила их сушиться здесь же, на верёвку, под самым потолком, для чего вновь забиралась на табуретку, расправляя бельё. Она,"танцовщица", так потянулась, что ей, для удержания равновесия, пришлось сделать почти "ласточку", вытянув и задрав вторую ножку, вновь предельно откровенно демонстрируя себя зрителю. От чудесного зрелища я пришёл в такое воодушевление, что испытал невозможную тесноту в своих шортах. Относительно же планов, подумал о том, что попытаюсь доставить любимой в этот вечер настоящее удовольствие, до полной удовлетворённости, при этом смолчав, откуда появился у меня такой энтузиазм. Рядом, за стенкой, иногда коротко звенело точило, но мы не придавали этому значения. К окну подошла Ирина и спросила мою, не видела ли она Колю, жена как раз спустилась с табуретки, и, перешагнув одной ногой через лужу грязной мыльной воды, с широко расставленными ногами попыталась дотянуться до своих ажурных, красивых трусиков, оставленных ею на подоконнике вместе с моей майкой и трусами.
- Он здесь был, ножи точил, за выгородкой - пояснила молодая, и захихикала. Жена опешила, когда тут же, из каморки, выгороженной возле самого душа старыми оконными рамами, прямо перед ней, резво выскочил Николай. Из его расстёгнутой ширинки бежевых шортов окаменело торчал покрытый рельефной сетью вен крепыш. Длинный, как бутылка 0,33, и толстый, как черенок лопаты, он был увенчан аномально крупной головкой, размером с
мелкий персик, впрочем, смотрелась она на таком здоровяке вполне пропорционально. Жена так и остолбенела в той позе, в которой была. Ирина же, с чёртиками в глазках, мгновенно нашлась, и, оценив эффект, который её мужчина произвёл на москвичку, усмехнулась:
- Коль, тебе не стыдно за женщиной подглядывать?! Она тут с мужем отдыхает, между прочим!
- Прошу прощения! Но я такой красоты давно не видал! Каюсь, залюбовался! Он театрально упал на колени прямо в лужу, перед моей, и неожиданно прильнул губами к её гладенько выбритым губкам, видимо сразу запустив между ними свой язык. Жена, задохнувшись, чуть вскликнула, и дёрнулась попочкой назад, но по-прежнему стояла с широко расставленными ножками, потому как сзади её уже остановила широкая Колина ладонь, прижавшая влагалище жены назад, к Колиному рту, и тогда женщина ещё раз пискнув и слабо дёрнувшись, прикрыла рот своими трусиками, и невольно сомкнув от сладости глазки, запрокинула голову, отдаваясь поцелую, а затем, руками, чувствуя, что слабеет в коленях, ухватилась за голову мужчины.
Я понимал, рыча в глубине души, что губки моей любимой не слушаясь её, сами раскрылись, ответив на столь интимный поцелуй, и тогда она сдалась. Поцелуй продлился минуту или две, пока жену не сотрясли конвульсии. Наконец она, сдавленно застонав, обмякла, и Николай, подхватив женщину, усадил её на табуретку. Ирина, с радостным азартом наблюдавшая всю сцену и намеренно не мешавшая Николаю, отошла за простенок, чтобы мою не смущать. Жена же медленно подняла осоловевшие глаза на могучее естество Николая, и стремительно покраснев, вдруг... протянула к нему ладошку, но смутилась и убрала руку, улыбнувшись каким-то своим внутренним мыслям, затем чуть коснулась губами его головки с мелким поцелуем, а после, молча, отвернулась от него. Сияющий Николай направился к двери, и от неё метнулась тень. Спрятавшись от тех троих за туалетом, в тени, стоял мой сын! Поганец, он, как и я, от начала до конца смотрел этот спектакль. Вон, как на мамку у него в трусах топорщится! Эдипов комплекс называется. Такой возраст. Ничего, переболеет, надо только ей сказать, что мальчик вырос, и не стоит больше, в его присутствии переодеваться, или купаться в ванной вместе с ним голышом, моя спинку друг другу.
Николай вышел в обнимку с Ириной, и мне почему-то показалась, что вся эта ситуация ими была заранее срежиссирована. Парочка удалилась, но вскоре Ирина возвратилась к сараю. Жена уже пришла в себя от произошедшего, и теперь отдыхала, как была, голышом сидя в садике на лавке, с халатиком в руке. Молодая присела рядом с ней, и я услышал голос Ирины в темноте. Она разговаривала с моей женой, сидя под кровлей из шпалер, увитых виноградом. Ирина разоткровенничалась с приятным мягким говорком, обычным для юга:
- Не бери в голову! Придурок, он и есть придурок! Но всё же приятно-то было?!
- Я была в таком ступоре, что если бы тебя здесь не было – он бы мог со мной делать всё, что захочет!
- Успокойся! Он - безобидный! - и Ирина поднялась, уходя в дом. Я же дождался момента, когда жена, как была голой, тоже скрылась в нашей комнатке. Лишь когда она прилегла на кровать, я зашёл в комнату. Сначала она не поняла моих намерений, но едва я её подмял, стала в экстазе бесконечно повторять одно слово: “милый”. Мне вспоминались подробности её посещения душа, кафе, и я вновь и вновь яростно вколачивал в неё не желавший успокаиваться член, который легко хлюпал в расширившемся лоне, позволявшем мне продолжать и продолжать. Она попискивала от наслаждения, и время от времени её живот сотрясали конвульсии, но я упрямо продолжал. После кафе я просто не мог с ней. Какая-то брезгливость и нежелание, даже страх ощутить изменения там, внутри её тела, не позволяли прежде войти в жену, но теперь я был на пределе от возбуждения, и сцена с Николаем стояла перед глазами. Она злила и заставляла меня раз за разом утверждать себя хозяином этого сладостного влагалища, вдалбливать жене то, что я – хозяин в её «домике». Она же просто впадала в оргазм за оргазмом, и была где-то далеко на небесах, в своём наслаждении.
Пятый день. Всё утро жена, довольно мурлыкая, ластилась ко мне, всё не отставая, с вопросом о том, отчего я вдруг “проснулся”, и я не выдержал, признался, что вышел покурить, и случайно видел всё, что произошло в душе, лишь про сына умолчал.
- Маньяк! Ты у меня – маньяк! – со смешинкой в глазах констатировала супруга - тебе нравится показывать голую жену чужим мужикам! Но если это даёт такой эффект, то я – согласная! Милый, а хочешь - меня прямо сегодня может поснимать хороший фотограф? Будешь на мои фотографии смотреть, мужикам показывать, не говоря, что это твоя жена, слушать их комментарии и думать, как на меня другие любуются и после онанизмом занимаются и слюнки глотают!
Я представил, как жена под ярким солнцем Крыма распахнёт бёдра перед объективом, и тут же завалил её на кровать снова, и мы едва успели – Николай приехал.
- Значит хочешь – немного грустно улыбнулась и вздохнула жена, а я почувствовал, что краснею.
День для меня прошёл в беспокойстве: мы, с сыном и Ириной младшей дочкой искупались, затем вышли с пляжа в город, у Стрелецкой бухты, сели в троллейбус, и он нас докатил до центрального рынка. Пока кормил детей пиццей, пока баловал сахарной ватой, всё не мог освободиться от видений того, как там сейчас жена позирует, и очень волновался за то, как бы она не раззадорилась, и не “дала” фотографу, хотя прекрасно знал, что с ними вместе Ирина и брат Николая, Борис. С детьми побродил по городу, в котором я 15 лет не был, а мысли были далеко, воображение рисовало то, как откровенно и бесстыдно жена позирует для похабных фото, и я понял, что этот отпуск испорчен просто на все сто процентов: ревность допекает, и думая о жене, я уже смотрю на окружающий ландшафт чисто механически, не осязая душой красоты.
Перед тем как вечером отправились купаться в тёплом море, заехали домой. Жена вместе с Ириной обрабатывала персики. Вернулись они уже давно, судя по закручиваемым банкам и кипящему варенью. Меня всё подмывало спросить у жены: “Ну, как, снималась?”, но при хозяйке не хотел выносить наше семейное, и пришлось помогать им, чтобы освободить любимую, и, наконец, поговорить с ней про то, как у неё прошла поездка. Накупавшись до усталости, потащились назад, в горку, и приотстав от детей, я задал жене мучивший меня весь день вопрос. Она лукаво посмотрела на меня, и, кокетливо смеясь, спросила:
- Ревнуешь, милый?! Ну, ревнуй – ревнуй, мне это приятно!
- Ну, ты скажи, снималась?
- Да, и очень много снималась. Я уже и забывать стала, как это сладко, когда я сама раздвигаю ноги и просто чувствую, как у меня от возбуждения всё наливается жаром и само раскрывается от того, что на меня между ног мужики глядят так, что готовы наброситься! Меня это так возбудило, что я до сих пор не успокоюсь никак!
Похоже, что у меня, от слов жены, пропитанных страстью и желанием, вид был удручённый, просто убитый, потому, что в её разгорячённом взгляде тут же отразилась некоторая жалость ко мне. Я отвёл глаза. Мне стало обидно и неприятно то, что собственная жена пусть на мгновение, но взглянула на меня с какой-то снисходительностью, как на существо слабое и неспособное зажечь в ней такое бурное желание секса. Это длилось всего мгновение, а после она сама смутилась своего взгляда и уже с нежностью, похожей на жалость, чмокнула меня и шепнула в ухо:
- Пошли скорее домой! Так хочется!
На этот раз первым залетел под душ сын, и тут же понёсся на хозяйскую половину смотреть по телевизору мультики, однако тут же, крадучись, вернулся во двор, думая, что его голый незагорелый торс никто не видит. Поганец, опять за Ириной и своей матерью подглядывать станет! Я смыл соль с тела следом за ним, пока жена собирала наши носки для микропостирушки. Она была так возбуждена, что предложила подождать её прямо в постели, а она постирает быстренько и вернётся ко мне под бочок. Я немного подождал, но был слишком взволнован, и решил выйти покурить, пока ожидаю жену, а заодно полюбоваться на неё, для поддержки тонуса, который и так уже торчал в полувозбуждённом состоянии от предвкушения.
Уже совсем смеркалось, когда я, с бутылкой пива вышел в садик покурить – хозяйка не разрешала курить в доме, а пить пиво без курева – не привык. Я постепенно высосал и вторую бутылку, сидя на старом, ветхом стуле, и наслаждаясь зрелищем жены, принимающей душ. Я курил, и поглядывая на супругу. Сына тоже заметил: он смотрел в бинокль, раскрыв рот, и мял в трусах свой писун, спрятавшись за каким-то пышным кустом. Ладно, воспитанием дома займёмся, не при чужих людях. Да и ставить его в такое положение было жалко – сам-то тем же , в детстве грешил, когда взрослая сестра мылась!
Жену, как и в прошлый раз, было прекрасно видно через уличный оконный проём, в который на зиму вставлялась застеклённая рама. Блаженство разливалось по телу. Я вспомнил вчерашнее, и понимая, что жена моя была очень даже желанна для Коли, и, учитывая съёмку сегодня, для неё был определённый риск долго находиться без меня. Осознание этого тут же вызвало прилив возбуждения, и я подумал даже о том, чтобы зайти к ней, в душевую и приголубить, не дожидаясь, но решил потомиться до постели.
Она была голой, хотя уже вымылась и лишь стирала. Южное тепло не создавало какой-либо прохлады, и ощущение было, как в раю. Совсем стемнело. Я спустил с себя трусы, и решил всё же присоединиться к жене, и даже поднялся, решительно затушив папиросу, но…
Неожиданно перед окном появился Николай, и первой моей мыслью стало натянуть свои трусы и отогнать нахала, однако в ночной тишине было слышно каждый шорох, и я растерялся, побоявшись поднять шум, и скандал. В конце-концов жена вчера сказала ясное «нет». Отошьёт его сама, и забудем об этом, но после испугался, ведь она так возбуждена! Может и не устоять! Я шумно “вышел” из дома:
- Ты скоро? Я уже заждался!
Николай отступил в тень. Видно и впрямь шёл к лакомому кусочку! От этой мысли в трусах стало настолько тесно, что их пришлось снять вовсе. Я подошёл к душевой. Жена мне томно улыбнулась:
- Я сейчас.
Но я не стал дожидаться, и вошёл в сарай-душевую. Оглянувшись через плечо, она меня оглядела и снова улыбнулась:
- Милый, ты мне помочь пришёл?
- Можно и так сказать!
Мы обнялись, и я ощутил то, как страстно жена прижимается животом ко мне, и трётся своей горячей, набухшей и приоткрытой“бороздой” о мой член. Она с такой страстью принялась меня целовать, что мне уже стало безразлично то, станет ли Николай наблюдать за нами, или уйдёт, поняв, что вновь “пролетел”, а про сына я и вовсе забыл. Любимая легла спиной на стол для глажки, стоявший у стены напротив окна, и закинула мне на шею свои ноги. Смазки было столько, что я свободно, как в проруби, гонял свой член, доставлявший супруге удовольствие, сам не испытывая даже приближения к сладости. Застонав, жена замерла. Я неторопливо подвигал членом и остановился. Она снова открыла глаза, светящиеся нежностью, и полушёпотом попросила:
- Милый, а я ещё хочу!
Я начал снова, чувствуя утомившуюся мягкость её тела. На этот раз мне было приятнее – смазка подсохла, и я чувствовал жену очень хорошо. Вдруг я заметил, как жена непроизвольно напряглась, и влагалище ёё стало тугим, неуютным, а на лице появилось выражение тревоги и смущения. Она зарделась, но промолчала. А после вновь внутри неё стало скользко и горячо. Тут и так было всё ясно: она заметила Николая, наблюдавшего за нами, и хотела было мне сказать, но передумала.
Сознание того, что за ней во время полового акта наблюдает другой мужчина и явно возбуждён этим, доставляло жене неописуемо приятное ощущение, и она достигла нового оргазма довольно скоро, зато меня напрягло настолько, что сладостный момент вновь отдалился от моего сознания из-за тревожных мыслей. Моя просто поразилась тому, что я, дав ей отдышаться, пошёл на третий раз. Она уже пришла в себя, утолив сексуальный голод, и ей стало даже не по себе от того, что чужой пялится на нас, и она, уже испытывая некоторую неловкость, вновь сделалась там такой привычной, что я довольно скоро кончил в неё, и после лишь довёл до приятного, чтобы доставить любимой удовольствие. Интересно, Николай снимает нас, точнее жену сейчас, или он без камеры? Решил сделать ему подарок, если снимает: открыв его взгляду сперму, вытекающую из супруги, пока я её целую, благодаря за близость. Жена тоже поняла, насколько возбуждающе она выглядит сейчас, и у неё даже слегка дёрнулись, возбуждаясь, губки влагалища. Я отошёл в сторону, к уличной стене. Встав в простенке, чтобы не “светиться” в кадре, если Коля сейчас фотографирует мою супругу, я включил свет на полную яркость, надеясь, что увижу эти снимки, а жена, став совсем пунцовой, в явном волнении и смущении спросила:
- Зачем? Чтобы все меня видели?
- Да! Такую красотку все должны увидеть – засмеялся я – просто ты очень красивая, и я любуюсь тобой!
- Ну-ну! - пропела лукаво жена, и стала вдруг нарочно демонстрировать нюансы своего тела в том направлении, где время от времени поблескивал объектив, подмываясь под струями душа, отчего я сделал вывод о том, что камера была, и она её заметила. А после супруга сделалась какой-то грустной, задумавшись о чём-то.
Когда она, какая-то поблекшая, выключила воду и обтершись полотенцем, немного торопливо накинула ситцевый халатик, я подошёл вплотную, и спросил, что с ней.
- Ничего страшного, но, не приятно.
- Что не приятно?
- То, что сын за нами подглядывает! Вот что! Не мог до кровати подождать?!
- Ладно, дома профессионально займись его воспитанием, как учитель.
- Этому я его научить не смогу. Просто ему уже девочка нужна, для чисто романтических отношений, а так у него, под впечатлением увиденного, может возникнуть влечение ко мне, а после развиться в эдипов комплекс! Хочешь, чтобы он, через пару лет, когда созреет, сделал твою жену своей любовницей? Тогда давай, дальше будем при нём…
От разговора остался неприятный осадок, да и сама лиричность свидания с женой была нарушена, и улетучилась, зато я вновь узнал в этой сексуальной и легкомысленной женщине свою прежнюю супругу и испытал некоторое облегчение.

Вот ещё раз убедился, как противно когда нет откровенности. От имели двое в кафе и всё в порядке.

(W-Ugodnik @ 02.02.2015 - время: 12:33)
Вот ещё раз убедился, как противно когда нет откровенности. От имели двое в кафе и всё в порядке.
Двумя больше... это раз. А что ты сделаешь в не дружественной стране? Это два. Жене же понравилось приключение! Так что шум поднимать? Она же обидится, ведь я обещал быть лояльным! Это три!